Шёл я как-то раз… - Геннадий Карпов

Не дождавшись ответа, он ещё покурил, нездорово поворочался, повздыхал, посетовал: «Надо баюшки, раз нет ебаюшки!», и, наконец, утих. И даже не слышал, как друг ночью дважды подбрасывал дрова в печь и, стуча зубами, не мог попасть ногой в рукав фуфайки, решив спьяну, что это штаны.

Валя проснулся поздно. Было уже светло. Приподнялся на локте, увидел несчастную Васину морду и пособолезновал:

– Что, бабы так и нет? У тебя вид, будто вниз лицом неделю спал.

– Тебе шутки, а я, кажется, тоже заболел. Курить не могу, башка трещит.

– Может, с похмелья?

– Какое похмелье! Что пил, что газету читал.

Валя полежал минуту, просыпаясь, потом встал.

– А я себя нормально чувствую. Пить только хочется. И чем тебя лечить?

– Раз ты вчера не помер, то тем же: две таблетки, баня и водка. Эх, бабу бы ещё в баню. Валь, почему ты не баба?

Выздоровевший Валя с удовольствием взялся за дела. Растопил печь, достал бич-пакет с пшенной кашей и сгущёнку.

– На завтрак – кашка-малашка, на обед – супчик-голубчик, а вечером снова мяса нажарим. Где котелок? Ты его, случайно, вместо женщины ночью не использовал?

– Там, куда ты его вчера положил, извращенец.

– Это где?

– На улице! Я тебе больше пить не дам. Ты ни черта пьяный не соображаешь. То плёл, что две Олимпиады выиграл, то медведя пошёл кашей кормить, а потом пытался его трахнуть. Косолапый еле честь спас. Не помнишь, поди?

– Всё я помню! Не было такого! Это ты, того гляди, медведя трахнешь, Бедная Нинка! Я представляю, что её ждёт! Может, чтоб успокоился, дать тебе снотворное со слабительным?

Каша быстро сварилась. Позавтракали. Больной прописал себе постельный режим, заметив при этом, что в его, старого таёжного волка, понимании, «пастельные» цвета – это серый, коричневый и чёрный со следами сапог, и что кроме цветов существуют «пастельные» запахи, возникающие в случае долгого бессменного использования простыней и вкладышей спальников. Здоровый отправился по традиционному маршруту: дрова для дома и бани, вода туда и сюда, мытьё посуды. Поставив вариться бараньи кости, он поинтересовался, не надо ли больному сделать клизмочку с порохом и картечью, и пошёл топить баню, хотя был послан гораздо дальше. Занятие это было не из лёгких. Через пять минут после его начала к бане можно было подойти только на четвереньках: из всех щелей и из дырки под крышей валил дым. Чтобы подкинуть дрова в очаг и остаться при этом живым, надо было открыть дверь, пасть ниц, выпуская здоровенного джинна, набрать в лёгкие побольше воздуха и быстро сунуть пару поленьев туда, где сквозь завесу светилось пламя. И так каждые полчаса с часу до семи. Васино состояние опасений не вызывало. Он вообще от природы был хронически здоров, хоть и чихал часто, со стоном вытирая помороженный нос. Пообедали. Валя помыл посуду, и они вылезли на улицу, где во всю светило солнце.

– Эх, сейчас бы за рябчиками пробежаться! – вздохнул со стоном Вася.

Сидеть на чурках с полным пузом было более чем приятно, бежать никому никуда не хотелось.

– Дело в том, Валя, что охотники такого уровня, как я, никогда патроны с охоты домой не возят.

– Так давай по банкам постреляем!

– Лентяй ты. Ну да чёрт с тобой, уболтал.

Валя, уважая возраст и былые заслуги друга, не стал уточнять про уровень, взял банку из-под каши и нацепил её на сучок метрах в тридцати от избы. Принёс ружьё. Вася закурил, зарядил «тулку», выбрав дробь помельче, и выстрелил. Банка покачалась и нехотя упала. Валя с трудом нашёл на ней пару вмятин непонятного происхождения. Очередь стрелять была его, когда раздалось:

– И-и-а.

– Осёл-шатун, что ли?

У стрелков глаза полезли на лоб. Но рядом с банкой, нагло вертя хвостом, уселась здоровенная кедровка и повторила:

– И-и-а.

– Врежь-ка ей, чтоб не издевалась! – азартно заёрзал Вася.

Грохнул выстрел. Дичь вспорхнула и резко пошла вверх.

– Надо было мне стрелять! А ещё спортсмен! – Вася в сердцах хотел добавить пару определений к спортсмену, но птичка, раскинув крылья, дельтапланом спланировала в кусты на берегу Подлысана, послышался мягкий удар. Валя снисходительно глянул на друга:

– И с этим ты в лес ходишь? Кедровка от смеха умерла, а медведь нам жопы на британские флаги бы поразорвал!

– Я из него косулю на сто метров брал! – возмутился тот, забирая у Вали ружьё. – Может, порох отсырел?

Валя долго шарился в кустах, пока не отыскал добычу, зарывшуюся глубоко в снег. Он впервые нёс мясо, которое не купил в магазине, а добыл сам, в тайге, и это было ни с чем не сравнимое чувство.

«Надо будет ружьём обзавестись, если деньги будут. Главное – маму уговорить».

– И что ты теперь будешь с этим делать? – поинтересовался у него расстроенный Вася.

– Не знаю, я никогда их не ощипывал, – честно признался охотник.

– Ладно, сынок. Учись, пока папа жив! Засекай время!

Часов под рукой, в смысле – на руке – не было, но вряд ли прошло три минуты, когда Вася протянул ему кусочек мяса с кулачёк.

– И это всё? А остальное были перья?

– Сваришь – ещё усохнет. Так что шагай в лес, ещё штук двадцать добывай, тогда на ужин мне хватит. Я – старый птицефил. Но перед этим в баню подкинь. Погасла.

Валя нажарил мяса – нормального, – они взяли на этот раз чистые трусы и майки и, стуча зубами, босиком пробежали в «Сандуны». Снег по углам заведения растаял, каменка светилась сильней вчерашнего. Они решили не торопиться и парились, пока не изнемогли, дважды выбегали на улицу, окутанные паром, падали в снег и даже умудрились в голом виде покурить на крылечке. «Каково же было здоровье русского крестьянина, который всю жизнь работал на свежем воздухе, не курил и при минус сорока прыгал в прорубь после бани!» – думал Валя, смоля папиросу.

– Ты же не куришь, Валя!

– Я и не пью. Неделя расслабухи не повредит, а то издёргался перед сессией.

– А к женщинам как относишься?

Валя окутался дымом. После добычи кедровки он счёл возможным не отвечать на дурацкие вопросы.

– Понимаю. Настоящие мужчины об этом не говорят, а только многозначительно улыбаются. Молодец, не то, что я. У меня в паспорте уже штемпеля ставить некуда в графе «Семейное положение». Как говорится, многократно женат, но ещё немного интересен. И ведь про всё рассказать хочется, опытом поделиться. Ну, пошли в избу, за железной рюмкой поговорим, а то я уже упарился.

Окончательное выздоровление Васи происходило на глазах, и после третьего тоста «За любовь к тайге и женщинам!» он был как огурец, не считая соплей. На этот раз гарсонил Валя. Он быстро подкидывал в печку, быстро ел, каждые пять минут интересовался, вспомнив маму, не надо ли чего больному, и Вася, наконец, не выдержал:

– Кончай ты мельтешить! Сядь солидно, выпей чинно, закуси неспешно! Не превращай закуску в еду. Знаешь девиз древнеримских проституток? Не суетись под клиентом! А ты вечно бежишь куда-то, будто наскипидаренный.

– Да вроде не бегу.

– Нет бежишь! А почему? От общей хронической неуверенности в себе! Вот, ты думаешь, как бы мне не было холодно. Молодец! Но о себе-то ты тоже думай! Почему ты про себя никогда не рассказываешь? В группе о тебе никто ничего толком не знает, а ведь расскажи всё – и девки к тебе липнуть будут, как мухи. А ты всегда только слушаешь да головой киваешь. Хоть раз бы меня перебил для разнообразия! Слишком ты уважаешь всех. Не то сейчас время, чтобы ножкой шаркать да ручки дамам целовать. Дамов-то нету! Нет, чтобы кулаком по столу – бац! Молчать, говно! Я про себя сейчас расскажу. Кто пикнет-пукнет – носки на голове заштопаю и в уши наплюю!

– Кому это интересно – про меня слушать? – Валя не краснел, так как краснеть после бани и водки было уже некуда. – А узнают, что я бегаю, и сразу начнётся: пробеги за курс, за институт, за другой институт да за два сразу… Мне эти бега казённые вот где сидят! Нашли коня. Меня после армии оставляли в команде, да я не согласился. Ну что это за работа: спорт. Жизнь собачья, отдыха никакого, тренеры заколебали. Знаешь, Вася, сколько там гнилья, в спорте? Где деньгами пахнет, там сразу гниль заводится. Я когда это понял, то сразу сказал себе: ша! Это не для меня. Характер не тот.

– А чё ты взялся оправдываться? Потому что послать не можешь! Правильно говоришь: характер не тот. Ты краснеешь вместо того чтобы в рыло дать. И из спорта ты от неуверенности в себе ушёл. Тебя мама сильно плотно в детстве опекала. Так? Так! Будь у тебя наглости, как у меня, ты бы точно уже на Олимпиаде что-нибудь завоевал. Странный ты. В загранку нахаляву возят, почёт, медали, бабы вокруг тащатся, а он отказался! Поехал бы на чемпионат, заработал кучу денег, женился на американской мильёнщице. Уж коль до Подлысана дошёл, так чемпионат мира ты бы на одной лыже выиграл!

– Ты думаешь, так просто туда попасть, на чемпионат? Во-первых, я не так уж хорошо бегал, мне ещё было пахать и пахать. А потом, знаешь, сколько жоп надо вылизать, чтоб тебя в сборную взяли? Хорошо бегать – полдела. Надо ещё уметь бегать на полусогнутых перед начальством.